В. Н. Анисимов,
доктор медицинских наук
«Природа» №7,
2007
С утра до ночи — целый день
Часы считает
палки тень.
Но если ночью Солнце спит,
То время, может быть,
стоит?
Всю историю идей и концепций в геронтологии можно вкратце
охарактеризовать как историю поисков «часов» старения. В разное
время в качестве таких «часов» побывали все эндокринные
железы — гонады, надпочечники, щитовидная железа, гипофиз.
А известный отечественный геронтолог В.М. Дильман полагал,
что время жизни отсчитывает главный «дирижер» эндокринного оркестра,
расположенный в основании головного мозга, — гипоталамус*.
Вместе с тем в природе существует естественный механизм,
определяющий все ритмы живых организмов, — это смена дня и
ночи, света и темноты. Вращение нашей планеты вокруг своей оси и
одновременно вокруг Солнца отмеряет календарные сутки, сезоны и
годы, с которыми сверяют продолжительность жизни ее обитатели.
Природа снабдила живые организмы устройством, способным воспринимать
световую информацию и преобразовывать ее в сигналы, управляющие
ритмами организма. Центральная часть этого устройства — верхний
придаток головного мозга, эпифиз. Древние анатомы назвали его
шишковидной (пинеальной) железой за сходство с сосновой шишкой.
Основная функция эпифиза — передача информации о световом
режиме окружающей среды во внутреннюю среду организма. Так в
организме поддерживаются физиологические ритмы, обеспечивающие
адаптацию к условиям внешней среды. У рыб, земноводных, рептилий и
птиц свет проходит через тонкий череп, а эпифиз обладает
способностью непосредственного восприятия световых сигналов
(возможно, поэтому его и называют «третьим глазом»).
У млекопитающих световая информация, воспринимаемая особыми
клетками сетчатки глаз, передается в эпифиз по нейронам
супрахиазматического ядра (СХЯ) гипоталамуса через ствол верхней
грудной части спинного мозга и симпатические нейроны верхнего
шейного ганглия. В темноте сигналы от СХЯ усиливают синтез и
высвобождение норадреналина из симпатических окончаний. В свою
очередь этот нейромедиатор возбуждает рецепторы, расположенные на
мембране клеток эпифиза (пинеалоцитов), стимулируя синтез мелатонина
(рис. 1). Этот основной гормон эпифиза — производное
биогенного амина, серотонина, образующегося из поступающей с пищей
аминокислоты триптофана. Активность ферментов, участвующих в
превращении серотонина в мелатонин, подавляется освещением. Вот
почему этот гормон синтезируется в темное время суток, когда его
уровень в крови максимален, а в утренние и дневные часы —
минимален (рис. 2).
В организме присутствует и экстрапинеальный (образующийся вне
эпифиза) мелатонин. Это открытие принадлежит российским
исследователям Н.Т. Райхлину и И.М. Кветному: в
1974 г. они обнаружили, что в клетках червеобразного отростка
кишечника синтезируется мелатонин. Затем выяснилось, что этот гормон
образуется и в других отделах желудочно-кишечного тракта, во многих
других органах — печени, почках, надпочечниках, желчном пузыре,
яичниках, эндометрии, плаценте, тимусе, а также в лейкоцитах,
тромбоцитах и в эндотелии. Биологическое действие экстрапинеального
мелатонина реализуется непосредственно там, где он образуется.
Синтез гормонов негормональными клетками подтверждает гипотезу
эволюционной древности гормонов, которые, видимо, появились еще до
обособления эндокринных желез. Вопрос о том, является ли этот путь
синтеза гормона фотонезависимым, до сих пор окончательно
не решен.
Световой режим, мелатонин и регуляция суточных биоритмов
Если эпифиз уподобить биологическим часам организма, то мелатонин
можно сравнить с маятником, снижение амплитуды колебаний которого
приводит к остановке этих часов. Пожалуй, точнее уподобить эпифиз
солнечным часам, в которых мелатонин играет роль тени от
гномона — стержня, отбрасывающего тень от солнца. Днем солнце
высоко и тень коротка (уровень мелатонина минимален),
в середине ночи — пик синтеза мелатонина эпифизом и
секреции его в кровь. Важно, что мелатонин имеет околосуточный
(циркадианный) ритм, т. е. единицей его измерения служит
суточное вращение Земли вокруг своей оси.
Все биологические ритмы строго подчиняются основному водителю,
расположенному в супрахиазматических ядрах гипоталамуса. Их
молекулярный механизм образуют «часовые» гены (Per1, Per2, Per3,
Cry-1, Cry-2, Clock, Bmal1/Mop3, Tim и др.). Показано, что свет
напрямую влияет на работу тех из них, что обеспечивают циркадианный
ритм. Эти гены регулируют активность генов ключевого клеточного
цикла деления и генов апоптоза [1].
Гормоном-посредником, доносящим руководящие сигналы до органов и
тканей, собственно, и служит мелатонин. Характер ответа регулируется
не только его уровнем в крови, но и продолжительностью
ночной секреции. Кроме этого, мелатонин обеспечивает адаптацию
эндогенных биоритмов к постоянно меняющимся условиям среды
(рис. 3). Регулирующая роль этого гормона универсальна для всех
живых организмов, о чем свидетельствует его присутствие и четкая
ритмичность синтеза у всех животных, начиная с
одноклеточных.
Благодаря своим амфифильным свойствам (растворяется в воде и в
жирах) мелатонин преодолевает все тканевые барьеры, свободно
проходит через клеточные мембраны. Минуя систему рецепторов и
сигнальных молекул, взаимодействуя с ядерными и мембранными
рецепторами, он влияет на внутриклеточные процессы. Рецепторы к
мелатонину обнаружены в различных ядрах гипоталамуса, сетчатке глаза
и других тканях нейрогенной и иной природы [2].
У здоровых детей концентрация мелатонина в крови постепенно
нарастает вплоть до года и сохраняется на достаточно высоком уровне
до пубертатного периода. У ребят младшего возраста ночью количество
мелатонина выше, чем днем, примерно в 40 раз. У маленьких детей
этот гормон выполняет две функции: продлевает сон и подавляет
секрецию половых гормонов. В период полового созревания
количество циркулирующего в крови гормона снижается, причем наиболее
отчетливо именно в период наступления половой зрелости. Разница
между его ночной и дневной концентрацией сокращается до 10 раз.
Отмечено, что у детей с замедленным половым созреванием уровень
мелатонина более высокий. Если содержание гормона продолжает
оставаться высоким (в пять и более раз выше возрастной нормы),
половое созревание затягивается надолго.
Вероятно, благодаря мелатонину взрослые люди видят эротические
сны. Не без его участия сон переходит в «быструю стадию»
(парадоксальный сон) и в памяти оживают яркие эмоциональные
переживания, в том числе и связанные с сексом. У людей в
возрасте 60–74 года большинство физиологических показателей
претерпевают положительный фазовый сдвиг циркадианого ритма примерно
на 1,5–2 ч вперед. У лиц старше 75 лет нередко возникает
десинхронизация секреции многих гормонов, температуры тела, сна и
некоторых ритмов поведения, что может быть связано с эпифизом,
функция которого при старении угнетается (рис. 4).
Если эпифиз — солнечные часы организма, то любые изменения
длительности светового дня должны сказываться на его функциях и,
в конечном счете, на скорости старения. В ряде работ
показано, что нарушение фотопериодичности может существенно
сокращать продолжительность жизни. Американские исследователи
М. Хард и М. Ральф обнаружили, что золотистые хомячки с
особой мутацией в гене tau, отвечающем за генерацию
ритмических сигналов в супрахиазматическом ядре гипоталамуса, жили
на 20% меньше, чем контрольные [3].
Когда же в головной мозг мутантных хомячков имплантировали клетки
гипоталамуса от здоровых зверьков, нормальная продолжительность
жизни восстанавливалась. Разрушение супрахиазматических ядер
приводит к сокращению продолжительности жизни животных. Нарушение
функции некоторых циркадианных генов вызывает преждевременное
старение и развитие различных патологических состояний, включая
увеличение чувствительности мышей к развитию опухолей (табл. 1)
[4].
Репродуктивная функция
После изобретения электрического освещения свет в ночное время
(его часто называют световым загрязнением) стал существенной частью
современного образа жизни (рис. 5), приводя к серьезным
расстройствам поведения и состояния здоровья, включая
сердечно-сосудистые заболевания и рак. Согласно гипотезе
«циркадианной деструкции», такое изменение светового режима нарушает
эндогенный суточный ритм, подавляет ночную секрецию мелатонина и
снижает его концентрации в крови [5].
Тщательно проведенные исследования показали, что освещенность в
1,3–4,0 лк монохромного синего света или в 100 лк белого
света подавляет продукцию мелатонина эпифизом
(рис. 6).
У лабораторных грызунов искусственное увеличение длительности
светового периода на 2–4 ч продлевает продолжительность
эстрального (овуляторного) цикла и в некоторых случаях нарушает его.
При постоянном (24 ч/сут) воздействии света у большинства мышей
и крыс очень быстро наступает состояние, эквивалентное климаксу у
женщин. В яичниках таких животных обнаруживают кисты и
гиперплазию клеток, продуцирующих половые гормоны. Вместо
циклической секреции гонадотропинов, пролактина, эстрогенов и
прогестерона, характерной для нормального репродуктивного периода,
эти гормоны образуются ациклически, вызывая гиперпластические
процессы в молочных железах и матке. Имеются данные, что воздействие
света ночью сокращает длительность менструального цикла у женщин с
длинным (более 33 дней) циклом: так, среди обследованных
медицинских сестер, часто работающих в ночную смену, у 60% он стал
короче (25 дней), а около 70% жаловались на его сбои. У крыс с
нарушением овуляции снижается толерантность к глюкозе и
чувствительность к инсулину. Установлено, что постоянное освещение
увеличивает у них порог чувствительности гипоталамуса к угнетающему
действию эстрогенов. Этот механизм — ключевой в старении
репродуктивной системы, и у самок крыс, и у женщин [6].
Итак, влияние света ночью приводит к ановуляции и ускоренному
выключению репродуктивной функции у грызунов и к дисменорее у
женщин.
Воздействие постоянного света усиливает перекисное окисление
липидов в тканях животных и уменьшает общую антиокислительную и
супероксиддисмутазную активности, тогда как применение мелатонина
угнетает перекисное окисление липидов, особенно в головном мозге.
Антиоксидантный эффект мелатонина, открытый Р. Рейтером в
1993 г., подтвержден в многочисленных исследованиях. Основная
направленность такого действия гормона — защита ядерной ДНК,
протеинов и липидов, которая проявляется в любой клетке живого
организма и в отношении всех клеточных структур. Антиоксидантная
активность мелатонина связана с его способностью нейтрализовать
свободные радикалы, в том числе образующиеся при перекисном
окислении липидов, а также с активизацией
глутатионпероксидазы — мощного эндогенного фактора
ферментативной защиты от радикального окисления. В ряде
экспериментов доказано, что мелатонин нейтрализует гидроксильные
радикалы активнее, чем такие антиоксиданты, как глутатион и
маннитол, а в отношении пероксильных радикалов он в два раза
сильнее, чем витамин Е.
Сменная работа и здоровье
В настоящее время в некоторых отраслях промышленности число
людей, работающих посменно, довольно значительно: так, в США их
20%, а в большинстве стран Европейского Экономического
Сообщества — 15–20% от общего количества. Очевидные проблемы со
здоровьем среди сменных рабочих включают нарушения сна, метаболизма
и толерантности к липидам, желудочно-кишечные заболевания,
увеличение случаев сердечно-сосудистых заболеваний, возможно и
развитие диабета. В этой группе чаще, чем у рабочих дневных
смен, наблюдается ожирение, высокий уровень триглицеридов и
холестерина, низкая концентрация липопротеинов высокой плотности.
С другой стороны, имеются доказательства, что такой
метаболический синдром служит фактором риска не только
сердечно-сосудистых заболеваний, но и злокачественных опухолей
[2, 7].
Имеются сведения о гораздо большем количестве смертей от
злокачественных новообразований у сменных рабочих со стажем
не менее 10 лет по сравнению с рабочими дневных смен.
В Дании в большом исследовании (около 7 000 обследуемых в
каждой группе) показано, что вечерняя работа достоверно увеличивает
риск развития рака молочной железы у женщин в возрасте от 30 до
54 лет. Аналогичные наблюдения отмечены в Финляндии и США при
обследовании стюардесс на предмет рака молочной железы. Установлено
также, что риск рака возрастает с учащением ночной бессонницы,
увеличением уровня ночного освещения и при работе в ночную смену.
В последнем случае риск также возрастал с увеличением стажа
работы (табл. 2). В Норвегии при анализе данных о здоровье
почти 45 тыс. медицинских сестер установлено, что показатель
дополнительного риска рака молочной железы у работавших по ночам в
течение 30 и более лет составил 2,21. Подобная картина в отношении
рака толстой кишки обнаружена у длительно работавших по ночам
жителей Сиэтла. Получены данные об увеличенном риске рака толстой
кишки и рака прямой кишки у женщин, работающих на радио и телеграфе
[9].
В 2003 г. Е. Шернхаммер и ее коллеги, проанализировав
данные о состоянии здоровья 79 тыс. медсестер, обнаружили, что
у работающих в ночные смены более высокий риск рака молочной железы
[10].
Рак толстой и прямой кишки встречаются чаще у рабочих, имеющих
не менее трех ночных смен в месяц в течение 15 и более лет.
Сообщают об увеличении риска рака простаты у скандинавских пилотов
авиалиний в зависимости от количества продолжительных рейсов.
Механизмы, лежащие в основе увеличенного риска рака среди ночных
рабочих и летных экипажей, могут быть связаны с нарушением
циркадианных ритмов и вынужденным воздействием света ночью, что и
приводит к сокращению выработки мелатонина, известного
биологического блокатора канцерогенеза [11].
Воздействие света и канцерогенез
Еще в 1964 г. немецкий исследователь В. Йохле отметил,
что у мышей при круглосуточным освещении количество опухолей
молочной железы и обусловленных ими смертей значительно больше, чем
у животных, находящихся при обычном режиме. Аналогичная
закономерность прослеживалась и в отношении других опухолей.
В 1966 г. сотрудник Московского онкологического научного
центра И.О. Смирнова обнаружила гиперпластические процессы в
молочной железе и мастопатии у 78–88% самок крыс через 7 мес.
после начала воздействия постоянного освещения. По данным
И.А. Виноградовой, при содержании крыс при постоянном освещении
до 18-месячного возраста доживает чуть больше половины самок, тогда
как в комнате со стандартным режимом освещения к этому сроку были
живы почти 90% животных [12].
Спонтанные опухоли обнаружены у 30% крыс, содержавшихся при
постоянном освещении, против 16% при стандартном режиме.
В опытах, проведенных в нашей лаборатории Д.А. Батуриным, у
самок мышей, несущих ген рака молочной железы HER-2/neu,
в результате постоянного освещения наблюдалось значительно
больше аденокарцином молочной железы по сравнению с находящимися в
стандартных условиях. Эффект был пропорционален интенсивности
освещения. Воздействие постоянного освещения значительно ускоряло
возрастные нарушения репродуктивной функции и существенно усиливало
спонтанный канцерогенез у мышей линии СВА [4].
Постоянное освещение, начатое в возрасте 30 дней, приводило к
ускоренному развитию спонтанных аденокарцином эндометрия у крыс
линии BDII/Han.
В 1965 г. И.К. Хаецкий из киевского Института проблем
онкологии впервые сообщил о стимулирующем влиянии постоянного
освещения на вызванный введением 7,12-диметилбензантрацена (ДМБА)
канцерогенез молочных желез у крыс. При содержании животных с
момента рождения при постоянном или стандартном освещениях
количество аденокарцином молочных желез у крыс, получивших ДМБА в
возрасте 55 дней, составило соответственно 95 и 60%. Применение
мелатонина существенно задерживало развитие индуцированных опухолей
в обеих группах.
В наших опытах введение крысам, содержащимся в обычных условиях,
другого канцерогена, N-нитрозометилмочевины (НММ), привело к
появлению у 55% животных аденокарцином молочных желез. При
постоянном освещении количество этих новообразований значительно
увеличивалось, а их латентный период уменьшался. У таких крыс
ночью в сыворотке крови возрастала концентрация пролактина,
а содержание мелатонина уменьшалось по сравнению с аналогичными
показателями у крыс, находящихся в стандартных условиях [4].
В работе французских исследователей показано, что нарушение у
крыс циркадианных ритмов, вызванное постоянным светом, стимулировало
канцерогенез в печени, индуцируемый N-нитрозодиэтиламином [13].
А.В. Панченко также отмечал, что при постоянном освещении у
крыс увеличивалось количество аденокарцином в восходящем и
нисходящем отделах толстой кишки при введении 1,2-диметилгидразина
(ДМГ) по сравнению с крысами, содержащимися в стандартных условиях и
также получившими инъекции этого канцерогена [14].
Мы совместно с Д.Ш. Бениашвили изучали влияние постоянного
освещения на трансплацентарный канцерогенез, индуцируемый
N-нитрозоэтилмочевиной. Крыс на протяжении всей беременности и
вскармливания потомства содержали в комнате с круглосуточно
включенным светом, после чего крысят переводили на обычный режим.
Выяснилось, что даже кратковременное воздействие постоянного света
стимулировало рост индуцируемых опухолей нервной системы и почек у
потомства по сравнению с потомством крыс, находящихся в стандартных
условиях [15].
Таким образом, постоянное освещение активирует индуцированные
химическими канцерогенами опухоли различных локализаций.
Недавно у больных раком молочной железы (в 95% случаев)
обнаружены изменения в активности трех часовых генов (PER1, PER2,
PER3). Это может привести к нарушению контроля над нормальным
циркадианым ритмом и таким образом увеличить выживание раковых
клеток и усилить неопластический процесс. В настоящее время
пока неясно, уникален ли ген Per2 в качестве «супрессора
опухоли» или имеются другие часовые гены с подобной
противоопухолевой функцией. Механизм подавления роста опухоли также
пока неясен, но имеется важное наблюдение — раковые ткани
определенно связаны со специальными часовыми генами. В течение
2006 г. вышло еще шесть работ, свидетельствующих о нарушениях
функций часовых генов у больных раком ряда других локализаций [4, 9].
Данные, полученные на крысах и людях, показывают, что и в
опухолях, и у самих особей значительно изменяются циркадианнные
ритмы. Так, в наших экспериментах у крыс, имеющих рак толстой
кишки, вызванный 1,2-диметилгидразином, нарушался циркадианный ритм
мелатонина в сыворотке крови, в активности пинеалоцитов и
содержании биогенных аминов в супрахиазматическом ядре гипоталамуса
и преоптической области [4].
Таким образом, экологические и генетические факторы, повреждающие
системный и/или местный циркадианный ритм, могут ставить под угрозу
временное регулирование деления клеток и таким образом усиливать
рост опухоли.
Антистрессорные эффекты мелатонина
Эпифиз — важный элемент антистрессорной «обороны» организма,
и мелатонину отводится в этом важная роль фактора неспецифической
защиты [4, 9, 14].
У высокоорганизованных животных и тем более человека пусковым
моментом при развитии стресса служат негативные эмоции. Мелатонин
способствует ослаблению эмоциональной реактивности.
К отрицательным последствиям стресса можно отнести усиление
свободно-радикального окисления, в том числе и перекисного
окисления липидов, повреждающего клеточные мембраны. Стресс
обязательно сопровождается обширными сдвигами в эндокринной сфере,
которые в первую очередь затрагивают
гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковую систему. Участие мелатонина
носит «поправочный» характер: гормон подключается к эндокринной
регуляции только в случае резких отклонений в работе
надпочечников.
Существует целая серия доказательств неблагоприятного влияния
хронического стресса на иммунную систему. В частности, у лиц,
длительное время переживающих психотравмирующую ситуацию, снижается
уровень Т-лимфоцитов в крови. В этой ситуации мелатонин
оказывает как прямое действие на иммунокомпетентные клетки, так и
опосредованное, через гипоталамус и другие нейроэндокринные
структуры [2].
Хронический стресс (например, связанный с болью или
иммобилизацией) вызывает рассогласование суточных биоритмов, при
этом возникают проблемы со сном, изменяется ЭЭГ, нарушается секреция
ряда биологически активных соединений. И хотя основным
«водителем ритма» в организме служит не эпифиз,
а супрахиазматическое ядро гипоталамуса, оба этих образования
взаимодействуют при посредничестве мелатонина (рецепторы к нему есть
в клетках СХЯ), который способен ограничивать ход «спешащих часов»
основного ритмоводителя.
Мелатонин, старение и развитие опухолей
Итак, в опытах на животных с индуцированным химическим
канцерогенезом мелатонин тормозил рост опухолей различной
локализации (молочной железы, шейки матки и влагалища, кожи,
подкожной клетчатки, легких, эндометрия, печени, толстой кишки), что
говорит о широком спектре его антиканцерогенного действия [11, 12].
Данные этих экспериментов на животных хорошо согласуются с
результатами клинических наблюдений. Так, канадские исследователи
обобщили результаты 10 работ, в которых использовали
мелатонин для лечения онкологических больных с солидными формами
опухолей [16]. У
643 пациентов, принимавших мелатонин, относительный риск смерти
снизился до 0,66, причем серьезных побочных эффектов препарата в
течение года не зарегистрировали.
В последнее время активно обсуждаются возможные механизмы
ингибирующего действия мелатонина на канцерогенез и старение [2, 4, 5, 9, 11].
Установлено, что он эффективен на системном, тканевом, клеточном и
субклеточном уровнях (табл. 3), препятствуя старению и раку.
На системном уровне мелатонин снижает продукцию гормонов,
способствующих этим процессам, стимулирует иммунный надзор,
предупреждает развитие метаболического синдрома. Одновременно
подавляется продукция свободных радикалов кислорода и активируется
антиоксидантная защита. Мелатонин тормозит пролиферативную
активность клеток и повышает уровень апоптоза в опухолях,
но уменьшает его в нервной системе, угнетает активность
теломеразы. На генетическом уровне он подавляет действие
мутагенов и кластогенов, а также экспрессию онкогенов
(рис. 7).
Все эти данные говорят о важной роли эпифиза в развитии рака.
Угнетение его функции при постоянном освещении стимулирует
канцерогенез. Эпидемиологические наблюдения относительно увеличения
риска рака молочной железы и рака толстой кишки у рабочих ночных
смен соответствуют результатам экспериментов на грызунах. Применение
эпифизарного гормона угнетает канцерогенез у животных и при обычном
световом режиме, и при постоянном освещении. Значит, мелатонин может
оказаться весьма эффективным для профилактики рака, особенно в
северных регионах, где летом всегда светло («белые ночи»), а в
течение долгой полярной ночи всюду горит электрический свет.
В отличие от многих гормонов, действие мелатонина на клеточные
структуры зависит не только от его концентрации в крови и
межклеточной среде, но и от исходного состояния клетки. Это
позволяет считать мелатонин универсальным эндогенным адаптогеном,
поддерживающим баланс организма на определенном уровне и
способствующим адаптации к непрерывно меняющимся условиям окружающей
среды и локальным воздействиям на организм.
В настоящее время во многих странах выпускаются препараты
мелатонина, которые зарегистрированы в качестве лекарств или как
биологически активные добавки. Сегодня уже накоплен некоторый опыт
их применения при лечении различных заболеваний, прежде всего при
нарушениях сна, язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки,
гипертонической болезни [2, 9, 16].
В многочисленных исследованиях показано, что мелатонин замедляет
процессы старения и увеличивает продолжительность жизни лабораторных
животных — дрозофил, плоских червей, мышей, крыс. Определенный
оптимизм вызывают публикации о его способности повышать устойчивость
к окислительному стрессу и ослаблять проявления некоторых
ассоциированных с возрастом заболеваний людей, таких как
макулодистрофия сетчатки, болезнь Паркинсона, болезнь Альцгеймера,
гипертоническая болезнь, сахарный диабет. Всесторонние клинические
испытания этого гормона существенно расширят его применение для
лечения и профилактики возрастных заболеваний и, в конечном
счете, преждевременного старения.
Работа выполнена при поддержке гранта
НШ-5054-2006.4.
Литература:
1.
Fu L., Pelicano H., Liu J. et al. // Cell. 2002. V.111.
P.41–50.
2.
Комаров Ф.И., Рапопорт С.И., Малиновская Н.К.,
Анисимов В.Н. Мелатонин в норме и патологии. М.,
2004.
3.
Hurd M.W., Ralph M.R. // J. Biol. Rhythms. 1998. V.13.
P.430–436.
4.
Anisimov V.N. // Neuroendocrinol. Lett. 2006. V.27.
P.35–52.
5.
Stevens R.G. // Cancer Causes Control. 2006. V.17.
P.501–507.
6.
Dilman V.M., Anisimov V.N. // Exp. Gerontol. 1979. V.14.
P.161–174.
7.
Анисимов В.Н. Молекулярные и физиологические механизмы старения.
СПб., 2003.
8.
Davis S., Mirck D.K., Stevens R.G. // J. Natl. Cancer Inst.
2001. V.93. P.1557–1562.
9.
Анисимов В.Н., Виноградова И.А. // Вопр. онкол. 2006. Т.53.
№5. С.491–498.
10.
Schernhammer E.S., Laden F., Spezer F.E. et al. // J.
Natl. Cancer Inst. 2003. V.95. P.825–828.
11.
Anisimov V.N., Popovich I.G., Zabezhinski M.A. et
al. // Biochim. Biophys. Acta. 2006. V.1757. P.573–589.
12.
Виноградова И.А., Шевченко А.И. // Мед. акад. ж. 2005.
Т.3. Прилож.7. С.18–20.
13.
Heiligenberg S.van den, Depres-Brummer P., Barbason H. et
al. // Life Sci. 1999. V.64. P.2523–2534.
14.
Панченко А.В. // Мед. акад. ж. 2005. Т. 3. Прилож.7.
С.32–33.
15.
Beniashvili D.S., Benjamin S., Baturin D.A.,
Anisimov V.N. // Cancer Lett. 2001. V. 163. P.51–57.
16.
Mills E., Wu F., Seely D., Guyatt G. // J. Pineal Res.
2005. V.39. P.360–366.
*
Подробнее см.: Дильман В.М. Большие биологические часы.
М., 1986.