Каждый фаталист думает, что он не может ничего изменить в будущем. Как он считает, от него не зависит, что произойдет в следующем году, завтра или в следующий конкретный момент. Он даже думает, что его собственное поведение гораздо меньше зависит от него самого, чем от движения небесных тел, событий отдаленной истории или политических процессов в Китае. Соответственно, для него было бы бессмысленно обдумывать то, что он намеревается сделать, как это делает любой человек, верящий, что в его силах сделать или отказаться от определенных вещей или же повлиять на них своими поступками и отказами.

Короче говоря, фаталист относится к будущему так же, как мы относимся к прошлому. Мы все действительно верим, что сейчас от нас не зависит, что случилось в прошлом году, вчера или даже секунду назад, что всё это не в наших силах, а больше зависит от движений на небесах, событий отдаленной истории или от Китая. И на самом деле, мы никогда не продумываем то, что сделали и что оставили недоделанным. В лучшем случае, мы можем размышлять об этих вещах, радоваться им или раскаиваться, делать выводы из тех свидетельств, что имеем, или, если мы не фаталисты относительно будущего, извлекать уроки и правила для применения в дальнейшем. А то, что на самом деле произошло, мы должны просто принимать как данное; и если имеются возможности для действия, то они находятся не здесь. Мы, правда, можем сказать, что некоторые из тех прошедших вещей когда-то зависели от нас, пока они все еще были в будущем, но это выражает только наше отношение к будущему, а не к прошлому.

Имеются разные пути, приводящие человека к фаталистическому отношению относительно будущего, но, скорее всего, все они являются результатом идей, полученных из теологии или физики. Так, если Бог действительно всезнающий и всемогущий, то можно было бы предположить, что, вероятно, он уже устроил, чтобы все произошло именно так, как всё произойдет, и вам или мне не остается ничего, что можно было бы с этим поделать. Или, если не касаться Бога, можно было бы предположить, что всё происходит в соответствии с неизменными законами, и что бы ни произошло в мире в будущем, это есть единственное, что может произойти при заданных определенных вещах, происходивших непосредственно до этого, а они, в свою очередь, единственное, что могло случиться тогда, при заданном состоянии мира непосредственно перед ними, и так далее, и мы ничего не можем с этим поделать. Правда, действия, которые мы тем временем совершаем, являются фактором, определяющим, как все-таки происходят некоторые вещи,– но эти вещи, которые мы собираемся сделать, будут, вероятно, только случайными следствиями того, что будет происходить непосредственно перед тем, как мы их сделаем, и так далее, пока мы не вернемся к не столь отдаленной точке, из которой кажется очевидным, что мы ничего не можем поделать с тем, что случится в дальнейшем. Многие философы, особенно XVII и XVIII веков, нашли непреодолимой такую цепь рассуждений.

Я хочу показать, что определенные предположения, делаемые почти повсеместно в современной философии, приводят к доказательству того, что фатализм истинен даже без всяких ссылок на теологию или физику. Для уверенности можно было бы предположить, что существует всеведущий бог, и это предположение может быть приведено среди аргументов, чтобы передать рассуждение более доступно для нефилософского воображения, но оно ничего бы не добавило к силе аргументов, и, следовательно, здесь будет опущено. И, подобным образом, с такими же целями, к аргументам можно было бы добавить определенные взгляды на законы природы, но они тоже ничего не добавили бы к обоснованности, и, следовательно, далее будут игнорироваться.

Предположения. Нам потребуются следующие шесть предположений.

Во-первых, мы предполагаем, что любое утверждение, каким бы оно ни было, либо истинно, либо, в противном случае, ложно. Это просто стандартная интерпретация, tertium non datur, закона исключенного среднего, обычно записываемого в виде (p v – p), который в общем случае признается необходимой истиной.

Во-вторых, мы предполагаем, что, если какое-либо положение вещей достаточно, хотя логически и не связано с появлением некоторого последующего условия в то же самое или в любое другое время, то первое не может возникнуть без появления второго. Это просто стандартный способ, которым излагается понятие достаточности. Иными словами, если одно состояние гарантирует без логического следования появление другого, то первое не может возникнуть без появления второго. Проглатывание цианида, к примеру, гарантирует смерть при определенных, всем известных условиях, хотя два состояния логически не связаны.

В-третьих, мы предполагаем, что, если появление одного условия необходимо, но логически не связано с появлением какого-то другого условия в то же самое или в любое другое время, то последнее не может возникнуть без возникновения первого. Это обычный способ, которым вводится понятие необходимого условия. Иначе говоря, если одно состояние существенно для другого, то последнее не может возникнуть без него. Кислород, например, существенен для поддержания жизни человека, хотя сам по себе не гарантирует её, хотя возможность жизни без кислорода логически не является невозможной.

В-четвертых, мы предполагаем, что если одно условие или их множество достаточно для другого (т.е. гарантирует его), то это другое является необходимым (существенным) для него. И наоборот, если одно условие или их множество необходимо (существенно) для другого, то это другое достаточно для него (т.е. гарантирует его). Это – лишь логическое следствие из второго и третьего предположений.

В-пятых, мы предполагаем, что никто и ничто не может выполнить любое заданное действие, если отсутствует, в то же самое или в любое другое время, какое-нибудь условие, необходимое для выполнения действия. Это следует просто из идеи чего-нибудь, являющегося существенным для выполнения чего-то другого. Я не могу, например, жить без кислорода, или проплыть 5 миль, ни разу не побывав в воде, или прочитать данную мне страницу, если я не обучен русскому языку, или победить на выборах, не будучи представленным избирателям, и так далее.

И в-шестых, мы предполагаем, что время не является само по себе “действенным”, т.е. простое прохождение времени не прибавляет и уменьшает способности чего-либо и, в частности, не увеличивает и не уменьшает силы действующего лица (агента) или его способности с течением времени. Это означает, что если любая субстанция или агент увеличивает или теряет силы с течением времени, как, например, способность вещества ржаветь, или способность человека выполнить 30 отжиманий и т.д., тогда такое увеличение или потеря всегда является результатом чего-то другого, а не простого течения времени.

С такими предположениями мы последовательно рассмотрим 2 ситуации, в каждой из которых вовлеченные отношения идентичны, кроме некоторых временных отношений.

Первая ситуация. Представим, что я собираюсь открыть утреннюю газету, чтобы просмотреть заголовки. Предположим далее, что условия таковы, что если только вчера было морское сражение, то заголовки в газете имеют определенный вид (форму), т.е. что такое сражение существенно для этого типа заголовка, тогда как, если газета имеет заголовки другого типа, то это гарантирует, что такого сражения не было. И теперь я собираюсь выполнить одно из двух действий, а именно, просмотреть заголовки первого типа либо заголовки второго типа. Назовем эти альтернативные действия S и S’ соответственно. А утверждения “вчера произошло морское сражение” и “вчера не произошло морское сражение” назовем Р и Р’ соответственно. Тогда мы можем утверждать, что если я выполню действие S, то такой мой поступок будет гарантировать, что вчера было морское сражение (т.е. P истинно), тогда как, если я выполняю S’, то это моё действие будет гарантировать, что такого сражения не было (или P’ истинно).

Тогда, ссылаясь на эту ситуацию, зададимся вопросом “зависит ли от меня то, какого типа заголовок я прочитаю, когда открою газету?”, т.е. посмотрим, верно ли следующее утверждение:

(A) В моих силах сделать S, и в моих силах также сделать S’.

Кажется довольно очевидным, что это не так. Если бы оба этих действия были бы одинаково в моих силах, т.е. от меня зависело бы которое из них выполнить, то от меня также зависело бы произошло морское сражение или нет, что давало бы мне власть над прошлым, которой я просто не обладаю. Можно выразить это положение в форме доказательства следующим образом:

1. Если P истинно, то не в моих силах сделать S’ (в случае, когда P истинно, отсутствует существенное условие для выполнения мной S’, а именно, отсутствует условие, что вчера не было морского сражения).

    

2. Но если P’ истинно, то не в моих силах сделать S (по той же причине).

    

3. Но либо P истинно, либо P’ истинно.

    

4. Либо не в моих силах сделать S, либо не в моих силах сделать S’;

и (A), соответственно, является ложным. Это по-другому можно выразить так: тип заголовков, которые я вижу, зависит, среди прочего, от того, произошло ли вчера морское сражение или нет, а это, в свою очередь, от меня не зависит.

Теперь это заключение находится в полном согласии со здравым смыслом, по которому все мы, как отмечено ранее, являемся фаталистами относительно прошлого. Никто не рассматривает прошедшие события, как события, которые можно контролировать; мы просто должны принимать их так, как они произошли и извлекать из них всё, что возможно. Однако стоит заметить, что в гипотетическом смысле, в котором обычно формулируются утверждения человеческой силы или способности, они действительно имеют силу над прошлым. Ибо мы можем уверенно утверждать, что если я делаю S, то это будет гарантировать, что вчера произошло морское сражение, тогда как, с другой стороны, если я делаю S’, то это точно также будет гарантировать, что такого сражения не было, поскольку эти действия являются, в терминах нашего примера, вполне достаточными для истинности P и P’ соответственно. Или мы можем точно также сказать, что я могу гарантировать, что такое сражение вчера произошло, просто делая S, и я могу гарантировать, что сражение не произошло, делая S’. В самом деле, если задаться вопросом, как я могу гарантировать, что вчера морская битва не произошла, можно дать совершенно прямолинейные инструкции, а именно, инструкцию сделать S’ и всеми средствами избежать выполнения S. Но, конечно, препятствие в том, что я не могу сделать S’, если не является истинным P’.

Вторая ситуация. Представим, что я – адмирал, собирающийся отдать приказ флоту. Затем предположим, что при прочих существенных условиях, отдача моего приказа определенного типа будет гарантировать, что морское сражение произойдет завтра, но если я отдам приказ другого типа, то это будет гарантировать, что морского сражения не будет. И теперь я собираюсь выполнить одно или другое действие из этих двух, а именно, отдать приказ первого либо второго типа. Назовём эти альтернативные действия O и O’ соответственно. И назовем два утверждения “морское сражение случится завтра” и “морского сражения завтра не будет”, Q и Q’ соответственно. Тогда мы можем утверждать, что если я сделаю O, то такое мое действие будет гарантировать, что морское сражение произойдет, тогда как если я сделаю O’, это будет гарантировать, что завтра морского сражения не будет.

Затем, ссылаясь на эту ситуацию, давайте спросим: “зависит ли от меня тип приказа, который я отдам?” То есть, давайте посмотрим, верно ли следующее утверждение:

(B) В моих силах сделать O, и также в моих силах сделать O’.

Каждый, кроме фаталиста, был бы склонен утверждать, что в рассматриваемой ситуации это утверждение прекрасно могло бы быть истинным, т.е. оба этих действия вполне в моих силах (разумеется, кроме того, что я не могу выполнить их оба однов-ременно). При обстоятельствах, которые мы предполагаем существенными, можно подумать, что от меня, как от адмирала, зависит произойдет ли морское сражение или нет. Это зависит только от того типа приказа, который я отдаю при прочих равных ус-ловиях, а какой именно тип приказа отдается – это нечто, находящееся вполне в моих силах. Отрицание того, что такие утверждения всегда истинны, однозначно выявило бы фаталиста.

Но к сожалению, тот же самый формальный аргумент, который был у нас, когда мы доказывали ложность (A), показывает, что и (B) ложно, а именно:

1’. Если Q истинно, то не в моих силах сделать O’ (когда Q истинно, тогда есть или будет отсутствовать существенное условие для совершения O’, а именно, условие, что завтра не будет морского сражения).

2’. Но если Q’ истинно, то не в моих силах сделать O (по подобным причинам).

3’. Но истинно либо Q, либо Q’.

4’. Либо не в моих силах сделать O, либо не в моих силах сделать O’;

и (B) является, соответственно, ложным. Другой способ выражения того же: какого типа приказ я отдаю, зависит, среди прочего, от того, случится завтра морское сражение или нет – в этой ситуации завтрашнее морское сражение является (по нашему четвертому предположению) необходимым условием совершения O, тогда как отсутствие завтра морского сражения одинаково существенно для совершения O’.

Учёт времени. Здесь может возникнуть соблазн сказать что, во-первых, различие вносит время, и что ни одно условие не может быть необходимым для любого другого до того, как оно само существует. Но такой путь для нас закрыт и пятым, и шестым предположениями. Естественно, что если некоторое условие в любое заданное время, будь то прошлое, настоящее или будущее, необходимо для появления какого-то события, но в требуемое время это условие не существует, тогда ничего из того, что мы делаем, не может помочь в осуществлении того события, для которого это условие необходимо. Отрицание этого было бы эквивалентно утверждению, что я сейчас могу сделать нечто такое, что, вместе с другими существенными условиями, является достаточным или гарантирующим появление чего-то другого в будущем, без получения этого будущего следствия как результата. Это абсурдно само по себе и противоречит нашему второму предположению. И если, ввиду всего этого, можно предположить, что существующее положение вещей еще не может, только из-за этого временного устранения, быть необходимым условием для чего-либо, существующего до него, то это было бы логически эквивалентно утверждению, что никакое существующее положение дел не может гарантировать другое, следующее из него. Мы могли бы, с одинаковой справедливостью сказать, что положение вещей, такое как вчерашнее морское сражение, которое больше не существует, не может быть необходимым условием для чего-то, существующего после него, здесь присутствует такой же временной интервал; и это утверждение было бы произвольным и ложным. Чтобы ограничить мою воображаемую силу для совершения того или иного действия, – необходимо, чтобы некоторое, существенное для этого моего действия, условие не возникало, не возникло или не могло возникнуть.

Мы также не можем уйти от фатализма представлением ситуации, в которой присутствует простая потеря способности или силы в результате временного перехода. В соответствии с нашим шестым предположением, простой переход во времени не увеличивает и не уменьшает способности или возможности чего-либо. Следовательно, мы не можем сказать, что я в силах сделать O’, пока не произойдет завтрашнее морское сражение, либо я в силах сделать O, пока не наступит завтра, и мы не обнаружим, что морское сражение не происходит, и так далее. То, что ограничивает мои силы сделать ту или иную вещь, не есть простые временные отношения между моими действиями и определенными другими состояниями самих вещей, но есть именно существование этих состояний; и в соответствии с нашим первым предположением, факт завтрашнего наличия или отсутствия морского сражения, как обстоятельство, возможно, является не меньшим фактом чем его вчерашнее наличие или отсутствие. Если в какое-то время у меня не хватает сил выполнить определенное действие, то оно может произойти только в результате чего-то иного, что уже случилось, случается или еще только случится, но отличного от простого прохождения времени. Тот факт, что завтра предполагается быть морское сражение вполне достаточен, чтобы показать мне мою неспособность сделать O’, точно также, как тот факт, что вчера было морское сражение, показывает мне мою неспособность совершить S’, а, соответственно, непоявление этих условий является существенным для совершения мною этих действий.

Причинность. Опять же, здесь нельзя обращаться к какому-либо конкретному анализу причинности либо к любому факту, который для нашей проблемы, сформулированной без всякой ссылки на причинность, заставляет “действовать” только в прямом направлении, а не в обратном. Возможно, и это всем надо знать, что все причинные связи имеют неизменяемое направление (которое неявно утверждается само в себе), но связи необходимости и достаточности между событиями или состояниями вещей такого свойства определенно не имеют, а наши данные были описаны именно в таких терминах.

Закон исключенного среднего. Конечно, есть еще один способ избежать фатализма, и он заключается в отрицании одной из посылок, использованных в опровержении (B). Однако первые две гипотетические посылки нельзя отрицать без нашего последующего отказа от всего, кроме первой и, пожалуй, последней из наших исходных шести предположений, и ни одна из них не кажется самой сомнительной. А третью посылку, что либо Q истинно, либо Q’ истинно, можно отрицать, только отбросив первое из наших шести предположений, т.е. отказавшись от стандартной интерпрета-ции tertium non datur – того, что называется законом исключенного среднего.

Однако, последнее уже было предпринято, и оно не вызвало абсурдности. Аристотель, в соответствии с интерпретацией, которая иногда делается в его работе De Interpretatione, отрицает закон исключенного среднего. В соответствии с этим взглядом, дизъюнкция (Q v Q’) или, соответственно, (Q v – Q), являющаяся сущностью рассматриваемого вопроса, является необходимой истиной. Однако, каждое из ее слагаемых, то есть Q и Q’ – не только не является необходимой истиной, но даже не является истиной вообще, а вместо этого является простой возможностью или случайностью (что бы это ни значило). И, казалось бы, нет очевидной абсурдности в предположении двух утверждений, каждое из которых ни истинно и ни ложно, но каждое возможно, но их, тем не менее, можно соединить в дизъюнкцию (которая уже является необходимой истиной) для того, чтобы эта дизъюнкция могла исчерпать все возможности.

В самом деле, полагая (B) истинным, т.е. утверждая, что в моих силах сделать O и в моих силах также сделать O’ – и подставляя это как нашу третью посылку, можно привести формальный аргумент, чтобы доказать, что дизъюнкция противоречивых утверждений могла бы разделить утверждения, которые не истинны и не ложны. Таким образом:

1’’. Если Q истинно, то не в моих силах сделать O’.

2’’. Но если Q’ истинно, то не в моих силах сделать O.

3’’. Однако в моих силах сделать O, и в моих силах также сделать O’.

4’’. Q’ не истинно, и Q не истинно;

и к этому мы можем добавить, что, так как Q и Q’ логически противоречивы (если любое из них ложно, то другое истинно), тогда Q не ложно и Q’ не ложно, т.е. ни одно из них не истинно и ни одно из них не ложно.

Кажется, против этой цепочки рассуждений нет хорошего аргумента, который не предполагает в исходе именно эту вещь, т.е. который не предполагает не только ис-тинность дизъюнкции противоречий, которая здесь сохранена, но и одну специальную интерпретацию выраженного здесь закона, а именно, что никакое третье значение, как “возможно”, никогда не может быть приписано никакому утверждению. И, пожалуй, именно эта интерпретация может считаться более или менее произвольным ограниче-нием.

Далее мы не будем обязаны из-за этой цепочки рассуждений отказываться от традиционной трактовки так называемого закона противоречия, который можно выразить, сказав, что для любого предложения не могут быть одновременно истинным оно само и его отрицание. Это, очевидно, согласуется с тем, что здесь предложено.

Нам также не нужно предполагать, что, руководствуясь чувством аккуратности и последовательности, мы должны применить те же рассуждения к нашей первой ситуации и к утверждению (A), т.е. если мы так интерпретируем рассматриваемый закон, чтобы избежать фатализма относительно будущего, тогда мы должны сохранить такую же трактовку, как ту, что мы применяли к событиям прошлого. Различие здесь в том, что у нас нет ни малейшей склонности предполагать, что в наших силах все, что случилось в прошлом, или что предложения, подобные (A), в ситуациях которые мы описали, могут когда-либо быть истинными, в то время как мы действительно уверены (если мы не фаталисты), что иногда в наших силах повлиять на то, что происходит в будущем, то есть, что предложения подобные (B) иногда истинны. И сомнение в tertium non datur путём использования (B) как посылки, было только из желания сохранить истинность (B), но не (A), и таким образом избежать фатализма.

Временная эффективность. Теперь становится ясно, что если таким методом мы пытаемся избежать фатализма, то должны отвергнуть не только наше первое, но и шестое предположение. Ввиду этого, время само по себе будет иметь силу приписывать истинность или ложность определенным предложениям, которые до этого не обладали им, и это является “эффективностью” свойств. На самом деле, сомнительно, можно ли каким-нибудь способом избежать фатализма относительно будущего, допуская, что мы не в силах повлиять на вещи в прошлом, на основании одной лишь их “прошедшести”, без допущения также эффективности времени. Любой такой взгляд повлечет за собой, что будущие свойства, сможем ли мы повлиять на них или нет, перестают быть таковыми просто в результате прохождения времени, что в точности является отрицанием нашего шестого предположения. В самом деле, вероятно, в этом и заключается весь смысл появления сомнения в законе исключенного среднего в предыдущем пункте, а именно, в привлечении внимания к статусу некоторых будущих вещей, как простых возможностей и отрицание, таким образом, как их полной действительности, так и их полной недействительности. Если так, то наше первое и шестое предположения нераздельно связаны, оставаясь или исчезая одновременно.

Суждение фатализма. Конечно, остается еще одна возможность в рассуждении безотносительно закона исключенного среднего и предпочтения аспектов вечности видимым вещам, и что на самом деле фатализм – верное учение, и такие утверждения, как (B), подобно (A), никогда не могут быть истинными в описанных ситуациях. И различие в наших позициях по отношению к вещам будущего и прошлого, приво-дящее нас к тому, чтобы называть “возможностями” нечто из предшествующего, но ничего из последующего, происходит полностью из эпистемологических и психологи-ческих соображений – например, что нам случается знать больше о том, что содер-жит прошлое, нежели о том, что содержится в будущем, или что наша память прости-рается больше к опыту прошлого, чем будущего, и т. д. Оставив в стороне субъектив-ные чувства нашей способности контролировать вещи, кажется, нет хороших фи-лософских аргументов против такого мнения, но есть очень сильные аргументы за него.

Ричард Тейлор “Метафизика”, 1963 г

.