Время и структура. Всякое бытие и становление, переход из потенции в актуальность, происходит непременно в пространстве и во времени (со временем); это - то общее, что объединяет все вещи, процессы, явления в Мире.

В этой паре - пространство и время, насколько она вообще может быть разделена, пространству может быть приписано скорее пребывание и структура, времени - изменение, в том числе структуры. Однако же неоднократно и с разной степенью успешности делались попытки сведения времени к структуре. Более конкретно, под этим понимается: сведение времени к пространственно-подобной координате; представление о времени как о параметре, ничем не отличающемся от других (поэтому, наряду с оструктуриванием, можно говорить о параметризации времени). История этого вопроса достаточно обширна, например, вся классическая механика допускает геометрическую интерпретацию, в которой время вводится как координата наряду с тремя пространственными и ничем от последних не отличается (излишне, наверное, даже говорить о том, что двигаться в этой системе по временной оси можно так же свободно в обе стороны, как и по пространственной). Но мы здесь хотим не столько вдаваться в историю вопроса, сколько показать его наличное состояние.

Апофеоза процесс достиг в начале 20 века. Мир Минковского - это воплощение идеи Эйнштейна о геометризации физики. И заодно - полное слияние времени и пространства на основе законов геометрии, науки о свойствах пространства. Таким образом, в ответ на сожаление Гегеля, что "не существует науки о времени наряду с наукой о пространстве, с геометрией", мы получили и науку о времени. Ей стала все та же геометрия.

Несмотря на некоторую иронию к такому положению дел со статусом времени, мы, безусловно, видим в таком подходе несомненные достоинства. Например, тот факт, что субстанциальные представления о пространстве и времени сменились реляционными. Образно говоря, система "пространство, время, вещество, энергия" сменилась системой "порстранство-время-материя". Недостатки же подхода, как это обычно и бывает, явились продолжением его достоинств. Возможно - неумением "вовремя остановиться", не сводить к единым основаниям все и вся, не доводить единство до всеединства…

Основной недостаток слияния пространства и времени в пространство-время, на наш взгляд заключается в том, что оно проходило по законам науки о пространстве и потому "по построению" не могло включить в себя специфические свойства времени (если таковые имеются!) в базисное представление. В лучшем случае, эти свойства после пытались "наложить" на базис внешним образом. Был ли случаен именно такой, лишающий время "суверенитета", способ его интеграции в физическую картину мира? Вряд ли. Этот способ есть прямое следствие классического идеала знания, базирующегося на солидной научной традиции, имеющей, как и всякая традиция, огромную ментальную инерцию. Последнее не удивительно, учитывая время, в течение которого она разрабатывалась, силы и умы, ее воплощавшие, и результаты, с ее помощью достигнутые. В подтверждение приведу довольно длинную цитату из книги П. Рикера "Время и рассказ".

"В соответствии с теоретическим способом, объекты "понимаются" в качестве случая или примера общей теории: идеальный тип здесь представлен системой Лапласа. В соответствии с категориальным способом, понять объект - значит определить, к какому типу объектов он относится, какая система понятий a priori придает форму опыту, который без нее оставался бы хаотичным. Именно это понимание имел в виду Платон, именно к нему стремились наиболее систематические философы. Конфигурирующему способу свойственно помещать элементы в единый и конкретный комплекс отношений. Этот тип понимания характерен для деятельности повествования. Но у этих трех способов имеется общая цель… Понимание в широком смысле определяется как "постижение вместе в одном-единственном мыслительном акте вещей, которые не даны или даже не могут быть даны в опыте совместно, ибо они разделены во времени, в пространстве или с логической точки зрения". Идеалом всякого понимания, даже если эта цель нам недоступна, заявил Минк, является постижение мира как целостности. Иначе говоря, эта цель недостижима, поскольку такое понимание было бы божественным, но она осмысленна, ибо человек намерен занять место Бога. Это неожиданное вторжение телеологической темы отнюдь не второстепенно. Такая предельная цель, предполагаемая тремя способами понимания, обусловлена переносом в эпистемологию определения, данного Боэцием: "Знание, которым Бог обладает о мире как totum simul (все сразу, одновременно), где последовательные моменты всего времени со-присутствуют в единой перцепции, создающей из этих последовательных моментов общую картину событий"…

В акте конфигурирующего понимания "действие и событие, хотя и представленные как происходящие в сфере времени, могут быть усмотрены, если так можно сказать, одним взглядом как связанные вместе в сфере значения: это приближение к totum simul, которое мы всегда можем осуществить лишь частично". Возникает вопрос, не ведет ли эта предполагаемая высшая ступень конфигурирующего понимания скорее к его упразднению. Чтобы избежать этого пагубного для нарративной теории вывода, не следует ли приписать идее totum simul обратную функцию: а именно, функцию четкого ограничения стремлений понимания упразднить последовательный характер времени. Тotum simul следовало бы поэтому признать Идеей в кантианском смысле: скорее идеей-границей, нежели целью или руководством" (стр.184-186).

Во-первых, этот отрывок еще раз демонстрирует невозможность рассматривать проблемы времени в отрыве от проблем субъекта. Во-вторых, он указывает на связь бытийного статуса времени со способом понимания мира.

Вопрос об отношении мышления к бытию (их тождестве или различии) и об иллюзорности становления стоит со времен Парменида. В той же мере, в которой иллюзия становление и изменения, иллюзия и время. Если время - только своеобразные "леса", необходимые для развертывания того, что уже есть в божественном замысле, Едином, Абсолютном духе, которые "существуют не во времени, а в вечности", то устранение времени на "верхних этажах" знания вполне закономерно.

Любая достаточно разработанная теория, не только естественнонаучная, но, как показывает (может, даже против своего желания) Рикер, и относящаяся к гуманитарной сфере, пока неустранимо ведет к элиминации времени, к сведению его к пространственно-подобным, логическим, нарративным и т. п. конструкциям. Чем разработаннее теория - тем в большей степени в ней отсутствуют даже эмпирически хорошо известные "собственные" свойства времени, тем в большей степени оно - параметр или координата, не отличающиеся от других…

Возможно, большая полнота свойств времени в одних областях знания по сравнению с другими (скажем, в биологии по сравнению с физикой) является просто следствием различной степени их теоретической разработанности. И степень нивелировки конкретной наукой или теорией времени и его свойств может служить одним из критериев теоретической зрелости (дряхлости?) данной науки.

Возможно, лучше говорить не о зрелости, а об универсальности науки. Так, физика претендует быть универсальной наукой о природе, поэтому и время ее наиболее универсально и вместе с тем - наиболее бедно свойствами, почти бескачественно. Эта бедность - своеобразная плата за универсальность, однозначную измеримость, научную строгость понятия времени. Для того, чтобы лечь в основания знания, background knowledge, возможно, надо сперва лечь below ground, умереть, подвергнуться опрощению и нивелировке…

Прибавим к этому скандальное для физики отсутствие референта (по крайней мере, известного) времени! Механическое время с этой точки зрения - это простейшее универсальное время, 0-й уровень времени (который, впрочем, может "достраиваться" по необходимости с ростом сложности рассматриваемых объектов и систем). Но, чем бы ни вызывался и как бы ни менялся по степени процесс элиминации времени, проблемы это в принципе не снимает.

Рикер допускает, "что время нельзя наблюдать непосредственно, что время в сущности своей неуловимо. В этом смысле бесконечные апории чистой феноменологии времени станут расплатой за любую попытку обнаружить само время". Таким образом признается, что само по себе время является ускользающим, от классически научного (включая соответствующий ему философский) взгляда, элементом.

Классический идеал рациональности признает время и становление лишь в той степени, в которой они могут быть зафиксированы, то есть не их сами по себе, но их результат. Не поддающееся фиксации объявляется фикцией: мерой незнания, "метафизикой", которой не нужно заниматься или которую нужно преодолеть и т. д. В соответствии с этим наука прилагает все усилия для того, чтобы "переварить" время в структуру, а философия - становление в бытие.

А если все же становление и время не фикция и не иллюзия, имеют собственную несводимую, нередуцируемую сущность, что и утверждает синергетика, о чем мы более подробно будем говорить во 2-й главе? Тогда классическая рациональность не то чтобы полностью не соответствует действительности, но заведомо не соответствует полноте действительности, ограничивая себя сводимым к ставшему, к структуре, к траектории, короче - к вневременному.

До сих пор мы преимущественно говорили о времени, а точнее, о его вытеснении из естествознания. Пригожин, говоря о переоткрытии времени, о внедрении истории в естествознание, подразумевает, что история - наука, которая, в отличие от физики, ко времени относится с надлежащим уважением. Поэтому мы, чтобы показать еще раз силу и универсальность тенденции к устранению времени, приведем два примера из современной историографии.

П. Вейн считает, например, возможным расширить понятие интриги до той точки, где понятие времени уже не является для него необходимым: "Какой бы стала историография, которая окончательно избавилась бы от последних остатков сингулярностей, от единств времени и места, чтобы целиком отдаться одному единству интриги?". Элиминировать время в истории… Каково?! Лишь оружие борьбы со временем как таковым меняется от науки к науке. В естествознании это - сведение к координате пространства, здесь - "интрига".

Фон Вригт в своих "логико-философских исследованиях" вводит tense-logic (временную логику), в которой время Т есть бинарная связка между двумя событиями, смысл которой в том, что одно из них происходит после другого. Это позволяет автору, хотя бы в принципе, "описывать историю мира или его фрагментов цепочками формул". В данном случае временная последовательность сводится не к пространственной, а к логической, и теория фон Вригта оказывается математизированной "историей гегельянского типа" (хотя и допускающей ветвление в виде топологических деревьев, что пригодится нам для дальнейшего анализа).

После всего сказанного возникает естественный вопрос. Можно ли, хотя бы в принципе, преодолеть указанную тенденцию, или же она является неустранимым элементом научного мышления или даже мышления как такового? Мы склонны считать такое преодоление возможным, хотя и весьма непростым делом. Для этого должны быть поставлены и хоть сколько-нибудь удовлетворительно решены вопросы об отношении субъекта ко времени и мышления к становлению.

Д.А.Клеопов